Неточные совпадения
Не знаю. А меня так разбирает дрожь,
И при одной я мысли трушу,
Что Павел Афанасьич раз
Когда-нибудь поймает нас,
Разгонит,
проклянёт!.. Да что? открыть ли душу?
Я в Софье Павловне не вижу ничего
Завидного. Дай
бог ей век прожить богато,
Любила Чацкого когда-то,
Меня разлюбит, как его.
Мой ангельчик, желал бы вполовину
К ней то же чувствовать, что чувствую к тебе;
Да нет, как ни твержу себе,
Готовлюсь нежным быть, а свижусь — и простыну.
В мелочах же, в каких-нибудь светских приемах, со мной
Бог знает что можно сделать, и я всегда
проклинаю в себе эту черту.
Похоронила да и взвыла; то
проклинала, а как
Бог прибрал, жалко стало.
Но ненасытимы во веки веков и прощение отвергают,
Бога, зовущего их,
проклинают.
Ибо едва только я скажу мучителям: «Нет, я не христианин и истинного
Бога моего
проклинаю», как тотчас же я самым высшим Божьим судом немедленно и специально становлюсь анафема проклят и от церкви святой отлучен совершенно как бы иноязычником, так даже, что в тот же миг-с — не то что как только произнесу, а только что помыслю произнести, так что даже самой четверти секунды тут не пройдет-с, как я отлучен, — так или не так, Григорий Васильевич?
— Ты женишься, или я тебя
прокляну, а имение, как
бог свят! продам и промотаю, и тебе полушки не оставлю. Даю тебе три дня на размышление, а покамест не смей на глаза мне показаться.
— Тебе «кажется», а она, стало быть, достоверно знает, что говорит. Родителей следует почитать. Чти отца своего и матерь, сказано в заповеди. Ной-то выпивши нагой лежал, и все-таки, как Хам над ним посмеялся, так
Бог проклял его. И пошел от него хамов род. Которые люди от Сима и Иафета пошли, те в почете, а которые от Хама, те в пренебрежении. Вот ты и мотай себе на ус. Ну, а вы как учитесь? — обращается он к нам.
Прости свою дочь, ради
бога!..»
Старик на меня поглядел наконец
Задумчиво, пристально, строго
И, руки с угрозой подняв надо мной,
Чуть слышно сказал (я дрожала):
«Смотри, через год возвращайся домой,
Не то —
прокляну!..»
Я упала…
Но, чтобы заставить его смотреть на вещи, как я смотрела, его просто надобно было учить; а чтобы я смотрела по его, мне нужно было… хвастливо даже сказать… поглупеть, опошлеть, разучиться всему, чему меня учили — и, видит
бог, я тысячу раз
проклинала это образование, которое дали мне…
Отец
проклял, и
бог покарает.
— Матушка мне то же говорила, — резко подхватила Нелли, — и, как мы шли домой, все говорила: это твой дедушка, Нелли, а я виновата перед ним, вот он и
проклял меня, за это меня теперь
бог и наказывает, и весь вечер этот и все следующие дни все это же говорила. А говорила, как будто себя не помнила…
Скажи им от меня, Ваня, что я знаю, простить меня уж нельзя теперь: они простят,
бог не простит; но что если они и
проклянут меня, то я все-таки буду благословлять их и молиться за них всю мою жизнь.
— А потом?.. Что стоило вам предупредить меня… а я тут
бог знает что передумала и даже несколько раз
проклинала вас, как изменника. Вы мне много крови испортили…
— Христос был не тверд духом. Пронеси, говорит, мимо меня чашу. Кесаря признавал.
Бог не может признавать власти человеческой над людьми, он — вся власть! Он душу свою не делит: это — божеское, это — человеческое… А он — торговлю признавал, брак признавал. И смоковницу
проклял неправильно, — разве по своей воле не родила она? Душа тоже не по своей воле добром неплодна, — сам ли я посеял злобу в ней? Вот!
Олимпиада Самсоновна. Уж вы, маменька, молчали бы лучше! А то вы рады
проклясть в треисподнюю. Знаю я: вас на это станет. За то вам, должно быть, и других детей-то
Бог не дал.
Подхалюзин. Полноте, маменька, Бога-то гневить! Что это вы
клянете нас, не разобравши дела-то! Вы видите, тятенька захмелел маненько, а вы уж и нб-поди.
— Боярыня, — сказал он наконец, и голос его дрожал, — видно, на то была воля божия… и ты не так виновата… да, ты не виновата… не за что прощать тебя, Елена Дмитриевна, я не
кляну тебя, — нет — видит
бог, не
кляну — видит
бог, я… я по-прежнему люблю тебя! Слова эти вырвались у князя сами собою.
Проклятие! что пользы
проклинать?
Я проклят
богом.
Бог справедлив, милая тетенька. Когда мы отворачиваемся от благородных мыслей и начинаем явно или потаенно
клясть возвышенные чувства, он, праведный судия, окутывает пеленой наши мыслящие способности и поражает уста наши косноязычием. И это великое благо, потому что рыцари управы благочиния давно бы вселенную слопали, если б гнев божий не тяготел над ними.
— Ну, говорю ведь — не был! Экой ты какой… Разве хорошо — разбойником быть? Они… грешники все, разбойники-то. В
бога не веруют… церкви грабят… их
проклинают вон, в церквах-то… Н-да… А вот что, сынок, — учиться тебе надо! Пора, брат, уж… Начинай-ка с
богом. Зиму-то проучишься, а по весне я тебя в путину на Волгу с собой возьму…
— Полина! — вскричал Рославлев, схватив за руку больную, — так, это я — друг твой! Но
бога ради, успокойся! Несчастная! я оплакивал тебя как умершую; но никогда — нет, никогда не
проклинал моей Полины! И если бы твое земное счастие зависело от меня, то, клянусь тебе
богом, мой друг, ты была бы счастлива везде… да, везде — даже в самой Франции, — прибавил тихим голосом Рославлев, и слезы его закапали на руку Полины, которую он прижимал к груди своей.
Ему же я обязан знанием рыбачьих обычаев и суеверий во время ловли: нельзя свистать на баркасе; плевать позволено только за борт; нельзя упоминать черта, хотя можно
проклинать при неудаче: веру, могилу, гроб, душу, предков, глаза, печенки, селезенки и так далее; хорошо оставлять в снасти как будто нечаянно забытую рыбешку — это приносит счастье; спаси
бог выбросить за борт что-нибудь съестное, когда баркас еще в море, но всего ужаснее, непростительнее и зловреднее — это спросить рыбака: «Куда?» За такой вопрос бьют.
Кисельников. Нет, Погуляев, бери их, береги их;
Бог тебя не оставит; а нас гони, гони! Мы вам не компания, — вы люди честные. У нас есть место, оно по нас. (Тестю.) Ну, бери товар, пойдем. Вы живите с
Богом, как люди живут, а мы на площадь торговать, божиться, душу свою
проклинать, мошенничать. Ну, что смотришь! Бери товар! Пойдем, пойдем! (Сбирает свой товар.) Прощайте! Талан-доля, иди за мной… (Уходит.)
—
Проклинать? Почему же я не
проклинаю моего отца? Вот аккурат так же думали и они. Они думали: «Мы больше знаем, чем
бог…» И потому этот ширлатан хотел устроить всю историю. И надо вам сказать…
— Ну, Бася. Эти, извините, глупости мы уже от вас слыхали… И нам так жаль вашу Фрумочку.
Бога вы не боитесь. Погубите девочку… Потом будет вас
проклинать…
— Ну, взяли меня на службу, отбыл три года, хороший солдат. И — снова работаю десять лет. И
кляну землю: ведьма, горе моё, кровь моя — роди! Ногами бил её, ей-богу! Всю мою силу берёшь, клятая, а что мне отдала, что?
(Шепотом: «Потому что
Бог их
проклял!»)
Кого
бог проклял, тот и живет в этом доме…
Матери за трапезой читали им от Писания и кляли-проклинали мирские потехи, что от
Бога отводят, к бесóм же на пагубу приводят.
— Стыдно мне! На улицу выйти стыдно! Из алтаря выйти стыдно! Перед
Богом стыдно! Жестокая, недостойная дочь! В гробу
проклясть бы тебя…
Какое же из двух предположений вероятнее? Разве можно допустить, чтобы нравственные существа — люди — были поставлены в необходимость справедливо
проклинать существующий порядок мира, тогда как перед ними выход, разрешающий их противоречие? Они должны
проклинать мир и день своего рождения, если нет
бога и будущей жизни. Если же, напротив, есть и то и другое, жизнь сама по себе становится благом и мир — местом нравственного совершенствования и бесконечного увеличения счастья и святости.
Больше и больше зло разбирало бывшего посла рогожского. Всех
клял, всем просил по́мсты у
Бога, кроме себя одного.
Посмотреть на него — загляденье: пригож лицом, хорош умом, одевается в сюртуки по-немецкому, по праздникам даже на фраки дерзает, за что старуха бабушка
клянет его,
проклинает всеми святыми отцами и всеми соборами: «Забываешь-де ты, непутный, древлее благочестие, ересями прельщаешься, приемлешь противное
Богу одеяние нечестивых…» Капиталец у Веденеева был кругленький: дела он вел на широкую руку и ни разу не давал оплошки; теперь у него на Гребновской караван в пять баржéй стоял…
Вижу безумство и кровь, насилие и ложь, слышу их клятвы, которым они изменяют непрерывно, их молитвы
Богу, где каждым словом о милости и пощаде они
проклинают свою землю.
— Не женится, Melanie, не женится. Серж упрям, как все нынешние университетские молодые люди, и потому он вас с сестрой Верой не слушался. Что же в самом деле: как вы с ним обращались? — сестра Вера хотела его
проклинать и наследство лишить, но ведь молодые люди
богу не верят, да и батюшка отец Илья говорит, что на зло молящему
бог не внемлет, а наследство у Сережи — отцовское, — он и так получит.
Началась борьба страшная, и в пылу неравной битвы я вскричал: „
Бог проклянет вас за это“».
— Отступника от обязательства, на себя добровольно принятого, — продолжал Жвирждовский, — да покарают люди и
Бог. Пускай от него отступятся, как от прокаженного, отец, мать, братья, сестры, все кровное, церковь и отчизна
проклянут его, живой не найдет крова на земле, мертвый лишится честного погребения и дикие звери разнесут по трущобам его поганый труп.
Да-с, этот самый Спиноза был жид. Поняла я, что он первый сочинил какой-то"пантеизм". Во всем у него был
Бог, а в то же время оказывается, что жиды
прокляли его за безбожие.
Даже в аду он бы не
проклинал своих
богов — Конкордию и Караулова.
— Изволь припомнить себе крупные словецки, которые говорил тебе в доме лесника седой плут. Я подслушал все тогда сквозь стенку: цто делать? таков наш обыцай! По цести, хотелось мне тогда шепнуть тебе, цтоб ты пришиб ему язык одназды на веки веков, аминь! но
Бог Иакова и Авраама свидетель, цто мне не было никакого на то способа. Как скоро ты ушел, наш седой плут давай
проклинать тебя. О! лихо тебе будет, сказал я ему, цто ты обизаешь этого праведника.
Вдобавок она вооружила против него Краевского, которого она подстерегла раз на его пути от дома к Гимнастическому павильону и засыпала его претензиями, а когда он стал от нее убегать, повторяя: «Ей-богу, ей-богу, я болен и ничего не могу!» — она, не получив от него желаемого сочувствия, сказала ему вслух: «Quel vieux idiot!» [Старый идиот! (франц.).] — и бросилась в открытые двери Семионовской церкви, закричав с крыльца, что «
проклянет его перед образом».